Неточные совпадения
«
Сегодня в десятом часу
вечера приходи ко мне по большой лестнице; муж мой уехал в Пятигорск и завтра утром только вернется. Моих людей и горничных не будет в доме: я им всем раздала билеты, также и людям княгини. Я жду тебя; приходи непременно».
— Благодарю, — сказал Грэй, вздохнув, как развязанный. — Мне именно недоставало звуков вашего простого, умного голоса. Это как холодная вода. Пантен, сообщите людям, что
сегодня мы поднимаем якорь и переходим в устья Лилианы, миль десять отсюда. Ее течение перебито сплошными мелями. Проникнуть в устье можно лишь с моря. Придите за картой. Лоцмана не брать. Пока все… Да, выгодный фрахт мне нужен как прошлогодний снег. Можете передать это маклеру. Я отправляюсь в город, где пробуду до
вечера.
Я как только в первый раз увидела тебя тогда,
вечером, помнишь, как мы только что приехали сюда, то все по твоему взгляду одному угадала, так сердце у меня тогда и дрогнуло, а
сегодня, как отворила тебе, взглянула, ну, думаю, видно, пришел час роковой.
— А вот ты не была снисходительна! — горячо и ревниво перебила тотчас же Пульхерия Александровна. — Знаешь, Дуня, смотрела я на вас обоих, совершенный ты его портрет, и не столько лицом, сколько душою: оба вы меланхолики, оба угрюмые и вспыльчивые, оба высокомерные и оба великодушные… Ведь не может быть, чтоб он эгоист был, Дунечка? а?.. А как подумаю, что у нас
вечером будет
сегодня, так все сердце и отнимется!
— А ведь я к вам уже заходил третьего дня
вечером; вы и не знаете? — продолжал Порфирий Петрович, осматривая комнату, — в комнату, в эту самую, входил. Тоже, как и
сегодня, прохожу мимо — дай, думаю, визитик-то ему отдам. Зашел, а комната настежь; осмотрелся, подождал, да и служанке вашей не доложился — вышел. Не запираете?
— Мы познакомились, отец! — воскликнул он с выражением какого-то ласкового и доброго торжества на лице. — Федосья Николаевна, точно,
сегодня не совсем здорова и придет попозже. Но как же ты не сказал мне, что у меня есть брат? Я бы уже вчера
вечером его расцеловал, как я сейчас расцеловал его.
В этот
вечер ее физическая бедность особенно колола глаза Клима. Тяжелое шерстяное платье неуловимого цвета состарило ее, отягчило движения, они стали медленнее, казались вынужденными. Волосы, вымытые недавно, она небрежно собрала узлом, это некрасиво увеличило голову ее. Клим и
сегодня испытывал легонькие уколы жалости к этой девушке, спрятавшейся в темном углу нечистоплотных меблированных комнат, где она все-таки сумела устроить для себя уютное гнездо.
Были в жизни его моменты, когда действительность унижала его, пыталась раздавить, он вспомнил ночь 9 Января на темных улицах Петербурга, первые дни Московского восстания, тот
вечер, когда избили его и Любашу, — во всех этих случаях он подчинялся страху, который взрывал в нем естественное чувство самосохранения, а
сегодня он подавлен тоже, конечно, чувством биологическим, но — не только им.
Захотелось
сегодня же, сейчас уехать из Москвы. Была оттепель, мостовые порыжели, в сыроватом воздухе стоял запах конского навоза, дома как будто вспотели, голоса людей звучали ворчливо, и раздирал уши скрип полозьев по обнаженному булыжнику. Избегая разговоров с Варварой и встреч с ее друзьями, Самгин днем ходил по музеям,
вечерами посещал театры; наконец — книги и вещи были упакованы в заказанные ящики.
Самое значительное и очень неприятное рассказал Климу о народе отец. В сумерках осеннего
вечера он, полураздетый и мягонький, как цыпленок, уютно лежал на диване, — он умел лежать удивительно уютно. Клим, положа голову на шерстяную грудь его, гладил ладонью лайковые щеки отца, тугие, как новый резиновый мяч. Отец спросил: что
сегодня говорила бабушка на уроке закона божия?
На другой день он послал узнать о здоровье. Приказали сказать: «Слава Богу, и просят
сегодня кушать, а
вечером все на фейерверк изволят ехать, за пять верст».
«
Сегодня же
вечером Ольга узнает, какие строгие обязанности налагает любовь;
сегодня будет последнее свидание наедине,
сегодня…»
— А коли хорошо тут, так зачем и хотеть в другое место? Останьтесь-ка лучше у меня на целый день, отобедайте, а там
вечером — Бог с вами!.. Да, я и забыл: куда мне ехать! Тарантьев обедать придет:
сегодня суббота.
«А когда после? — спрашивала она себя, медленно возвращаясь наверх. — Найду ли я силы написать ему
сегодня до
вечера? И что напишу? Все то же: „Не могу, ничего не хочу, не осталось в сердце ничего…“ А завтра он будет ждать там, в беседке. Обманутое ожидание раздражит его, он повторит вызов выстрелами, наконец, столкнется с людьми, с бабушкой!.. Пойти самой, сказать ему, что он поступает „нечестно и нелогично“… Про великодушие нечего ему говорить: волки не знают его!..»
— Непременно, Марфа Васильевна, и
сегодня же
вечером. Поэтому не бойтесь выслушать меня. Я так сроднился, сблизился с вами, что если нас вдруг разлучить теперь… Вы хотите этого, скажите?
— Он у себя дома, я вам сказала. В своем вчерашнем письме к Катерине Николаевне, которое я передала, он просил у ней, во всяком случае, свидания у себя на квартире,
сегодня, ровно в семь часов
вечера. Та дала обещание.
— Вчера днем послано,
вечером пришло, а
сегодня она мне передала лично.
Вчера
вечером я получил от него по городской почте записку, довольно для меня загадочную, в которой он очень просил побывать к нему именно
сегодня, во втором часу, и «что он может сообщить мне вещи для меня неожиданные».
Надо завести новую, а карманы пусты, и, кроме того, надо припасти денег
сегодня же на
вечер, и это во что бы ни стало, — иначе я «несчастен и погиб»; это — собственные мои тогдашние изречения.
Несмотря на все, я нежно обнял маму и тотчас спросил о нем. Во взгляде мамы мигом сверкнуло тревожное любопытство. Я наскоро упомянул, что мы с ним вчера провели весь
вечер до глубокой ночи, но что
сегодня его нет дома, еще с рассвета, тогда как он меня сам пригласил еще вчера, расставаясь, прийти
сегодня как можно раньше. Мама ничего не ответила, а Татьяна Павловна, улучив минуту, погрозила мне пальцем.
Вот
сегодня, например, часу в восьмом
вечера, была какая-то процессия.
Были
сегодня баниосы и утром и
вечером.
Сегодня жарко, а
вечером поднялся крепкий ветер; отдали другой якорь. Японцев не было: свежо, да и незачем; притом в последний раз холодно расстались.
Сегодня, 19-го, штиль вдруг превратился почти в шторм; сначала налетел от NO шквал, потом задул постоянный, свежий, а наконец и крепкий ветер, так что у марселей взяли четыре рифа. Качка сделалась какая-то странная, диагональная, очень неприятная: и привычных к морю немного укачало. Меня все-таки нет, но голова немного заболела, может быть, от этого.
Вечером и ночью стало тише.
— Куда мы
сегодня поедем
вечером? — спрашивал захмелевший «Моисей».
Ломтев сорвался!» Привалов иногда с нетерпением дожидался
вечера, чтобы узнать, кто
сегодня сорвется и кто пойдет в гору.
«
Сегодня, в одиннадцать часов
вечера, — прочел Старцев, — будьте на кладбище возле памятника Деметти».
Он летел по дороге, погонял ямщика и вдруг составил новый, и уже «непреложный», план, как достать еще
сегодня же до
вечера «эти проклятые деньги».
Николай же Парфенович Нелюдов даже еще за три дня рассчитывал прибыть в этот
вечер к Михаилу Макаровичу, так сказать, нечаянно, чтобы вдруг и коварно поразить его старшую девицу Ольгу Михайловну тем, что ему известен ее секрет, что он знает, что
сегодня день ее рождения и что она нарочно пожелала скрыть его от нашего общества, с тем чтобы не созывать город на танцы.
— Да, — сознался Митя. — Она
сегодня утром не придет, — робко посмотрел он на брата. — Она придет только
вечером. Как только я ей вчера сказал, что Катя орудует, смолчала; а губы скривились. Прошептала только: «Пусть ее!» Поняла, что важное. Я не посмел пытать дальше. Понимает ведь уж, кажется, теперь, что та любит не меня, а Ивана?
«Непременно, непременно
сегодня к
вечеру надо вернуться, — повторял он, трясясь в телеге, — а этого Лягавого, пожалуй, и сюда притащить… для совершения этого акта…» — так, замирая душою, мечтал Митя, но увы, мечтаниям его слишком не суждено было совершиться по его «плану».
План его состоял в том, чтобы захватить брата Дмитрия нечаянно, а именно: перелезть, как вчера, через тот плетень, войти в сад и засесть в ту беседку «Если же его там нет, — думал Алеша, — то, не сказавшись ни Фоме, ни хозяйкам, притаиться и ждать в беседке хотя бы до
вечера. Если он по-прежнему караулит приход Грушеньки, то очень может быть, что и придет в беседку…» Алеша, впрочем, не рассуждал слишком много о подробностях плана, но он решил его исполнить, хотя бы пришлось и в монастырь не попасть
сегодня…
— То-то; Феня, Феня, кофею! — крикнула Грушенька. — Он у меня уж давно кипит, тебя ждет, да пирожков принеси, да чтобы горячих. Нет, постой, Алеша, у меня с этими пирогами
сегодня гром вышел. Понесла я их к нему в острог, а он, веришь ли, назад мне их бросил, так и не ел. Один пирог так совсем на пол кинул и растоптал. Я и сказала: «Сторожу оставлю; коли не съешь до
вечера, значит, тебя злость ехидная кормит!» — с тем и ушла. Опять ведь поссорились, веришь тому. Что ни приду, так и поссоримся.
«Вот, говорят, вчера была совершенно здорова и кушала с аппетитом; поутру
сегодня жаловалась на голову, а к
вечеру вдруг вот в каком положении…» Я опять-таки говорю: «Не извольте беспокоиться», — докторская, знаете, обязанность, — и приступил.
Вот как кстати пришлось: вы
сегодня в Рябове поохотитесь, а
вечером ко мне.
Она не стала пить чай, хотя отец и Ечкин каждый
вечер ждали ее возвращения, как было и
сегодня, а прошла прямо в свою комнату, заперлась на крючок и бросилась на кровать.
Дай бог, — крестяся, — чтоб под
вечер сегодня дожжик пошел.
Выходило, стало быть, что Аглая прощает и князю опять можно идти к ней
сегодня же
вечером, а для него это было не только главное, а даже и всё.
— Помню, помню, конечно, и буду. Еще бы, день рождения, двадцать пять лет! Гм… А знаешь, Ганя, я уж, так и быть, тебе открою, приготовься. Афанасию Ивановичу и мне она обещала, что
сегодня у себя
вечером скажет последнее слово: быть или не быть! Так смотри же, знай.
— Ему
сегодня подарок от нее самой, — сказала Варя, — а
вечером у них всё решается.
— Maman не совсем здорова, Аглая тоже. Аделаида ложится спать, я тоже иду. Мы
сегодня весь
вечер дома одни просидели. Папаша и князь в Петербурге.
— Люблю ребенка за понятливость, — произнес Лебедев, смотря ему вслед, — мальчик прыткий, хотя и назойливый. Чрезвычайное несчастие испытал я, многоуважаемый князь, вчера
вечером или
сегодня на рассвете… еще колеблюсь означить точное время.
Но в тот же
вечер, когда князь на минуту зашел к Ипполиту, капитанша, только что возвратившаяся из города, куда ездила по каким-то своим делишкам, рассказала, что к ней в Петербурге заходил
сегодня на квартиру Рогожин и расспрашивал о Павловске.
— Помилуйте, и без обиды натурально хочется узнать; вы мать. Мы сошлись
сегодня с Аглаей Ивановной у зеленой скамейки ровно в семь часов утра, вследствие ее вчерашнего приглашения. Она дала мне знать вчера
вечером запиской, что ей надо видеть меня и говорить со мной о важном деле. Мы свиделись и проговорили целый час о делах, собственно одной Аглаи Ивановны касающихся; вот и всё.
Мать уведомила меня вчера
вечером, что квартира готова, а я спешу вас уведомить с своей стороны, что, отблагодарив вашу маменьку и сестрицу,
сегодня же переезжаю к себе, о чем и решил еще вчера
вечером.
— Отнюдь нет, господа! Я именно прошу вас сидеть. Ваше присутствие особенно
сегодня для меня необходимо, — настойчиво и значительно объявила вдруг Настасья Филипповна. И так как почти уже все гости узнали, что в этот
вечер назначено быть очень важному решению, то слова эти показались чрезвычайно вескими. Генерал и Тоцкий еще раз переглянулись, Ганя судорожно шевельнулся.
— И, однако ж, этого рода анекдоты могут происходить и не в несколько дней, а еще до
вечера,
сегодня же, может, что-нибудь обернется, — усмехнулся генералу Ганя.
Наконец Лемм вернулся и принес ему клочок бумаги, на котором Лиза начертила карандашом следующие слова: «Мы
сегодня не можем видеться; может быть — завтра
вечером.
— А! Федя! — начала она, как только увидала его. — Вчера
вечером ты не видел моей семьи: полюбуйся. Мы все к чаю собрались; это у нас второй, праздничный чай. Всех поласкать можешь; только Шурочка не дастся, а кот оцарапает. Ты
сегодня едешь?
— И не говори: беда… Объявить не знаем как, а
сегодня выйдет домой к
вечеру. Мамушка уж ездила в Тайболу, да ни с чем выворотилась, а теперь меня заслала… Может, и оборочу Феню.